РОЖДЕНИЕ СЛАВЯН /эпос, op. #15/

… уже упоминалось, что интернациональную «движуху» «Свободу Первуду!»  инициировали именно фессалоникцы, а не славяне. И, надо предполагать, что этот правозащитный порыв был отнюдь не бескорыстным. Просто фессалоникцы намного наглядней представляли, чем обернется нарушение равновесия, сложившегося вокруг Фессалоники, нежели центральная администрация и даже её «эмиссары на местах».

Штука в том, что за около 60 годков, минувших со времени последней «горячей» осады, «международная обстановка» изменилась до неузнаваемости. Славяне приходили под стены богоспасаемого града  не черт знает откуда, их – славян – ближайшие поселения можно было наблюдать с высоты упомянутых стен невооруженным глазом. Но указанные «визуальные эффекты» отнюдь не мешали фессалоникцам «сельскохозяйствовать» на прилегавших к городу землях, которые славянам не понадобились…

В общем, обстановочка была та ещё. Славяне и ромеи пахали чуть ли не смежные поля и косились друг на друга через межу на предмет «кто первый кривое слов скажет». Речь, впрочем, скорее шла о «ты мне только кривое слово скажи, морда ромейская…» И так уже поколение, а может и два. А тут целого вождя «вальнули» «ни за что». Сам бог велел, вернее – боги. И как только весть о казни Первуда дошла до его соплеменников – моментально «понеслась».

Причем возмущены «коварным убийством» были  не только «непосредственные соплеменники» Первудовы, ринхины, но и сагудаты, и стримонцы. И на смену «Свободе Первуду!» возникло движение «Отмстим за Первуда!». Тоже достаточно интернациональное, как и предыдущее. Но, само собой, без фессалоникцев в рядах.  В считанные недели славяне, поделив зоны ответственности, заблокировали Фессалонику с суши и с моря. С суши – наглухо, а с моря – уж как получалось.

Славянское мореплавание всё ещё пребывало в однодревковом младенчестве, так что помешать проходу в порт Фессалоники даже одиночных крупных торговых судов (не говоря уж о конвоях, сопровождаемых боевыми кораблями), славяне были неспособны. Но насчет того, что именно в эти годы ВМС Империи «были несколько заняты», причем довольно далеко от Фессалоники, как-то уже было, в подробностях. Так что бравые славянские матросики бороздили на своих моноксилах гладь залива Термаикос практически беспрепятственно и чуть ли не ежедневно.

Да не просто бороздили, а регулярно постреливали по караульным на стенах. Или же развлекались другим способом: устраивали «военно-морские засады», нападая из этих засад на рискнувших выйти в залив порыбачить фессалоникцев. Мощи славянских кораблей для этого вполне хватало, изрезанность побережья такой «партизанщине» вполне способствовала,  а толк  от подобных акций был немалый. Фессалоника голодала, и перекрытие любых возможностей добыть еду неуклонно приближало день славянской победы.*

Кстати, с голодом в Фессалонике – история очень ромейская, из серии «недоработок на местах» и даже «коррупционных схем». Уже упоминалось, что ещё во время первой попытки побега Первуда из Константинополя чуть ли не первым делом василевс отправил в Фессалонику срочной почтой повеление готовится к осаде, особенно напирая на необходимости аккумулировать всяческие припасы. И строгая директива «с самого верху» была, судя по всему, «местным начальством» выполнена. Но Первуда отловили, эта радостная новость достигла Фессалоники, все с облегчением вздохнули…

В общем, когда осада всё-таки началась неожиданно выяснилось, что стратегические запасы из государственных амбаров «куда-то подевались». Автор «Чудес св. Димитрия» маловнятен в ответе на вопрос «куда именно?» оно подевалось, не исключено, что ответа этого он действительно и не знал. Но вот ответы на вопросы «как?» и «почему?» были ему хорошо известны. Прямым текстом писано, что приключилась эта неприятность «из-за взяток и корыстолюбия» местной администрации, которая «толкала» казенное зерно  не просто «налево», а на вывоз из города.

Хотя «Чудеса» и называют очень конкретную цену, по которой разбазаривалась государственная собственность, не очень понятно: демпинговая она была или наоборот, спекулятивная. Просто мы в принципе не представляем себе порядок цен на зерно для этого времени, не с чем сравнивать. Но зато однозначно понятно, что ни продавать зерно из «закромов родины», ни тем более вывозить его из города фессалоникские коррупционеры не имели права. Однако эти запреты нарушались, и с немалой личной выгодой для управителей-преступников.

Скорее всего чистой «литературщиной» является финальная фраза этого пассажа «Чудес», в которой утверждается, что последний караван судов, груженных «коррупционным» хлебом, покинул гавань буквально за день до того, как городские ворота закрылись ввиду начала славянской блокады. Но даже если этот караван ушел за неделю или даже за месяц до начала славянского натиска, для фессалоникцев это ничего не меняло:  с первых дней осады их главным врагом стал именно голод, а не осаждавшие. И супостаты-славяне, вероятно, очень хорошо знали об этом.

Фессалоникцы** были нормальными ромеями, верили в Бога (и его «зама по вопросам Фессалоники», св. Димитрия), а также всемогущество «центральной администрации» в лице государя-автократора, способного мановением руки решить любую проблему даже дистанционно. Но уже неоднократно отмечалось, что Константину ІV было совершенно не до того, поскольку он и сам сидел в заблокированном арабским флотом Константинополе. Тем не менее, в Фессалонику из столицы пришло 10 боевых кораблей, груженных провиантом. Правда, экипажи этих кораблей повели себя не слишком по-христиански: вверенная им «гуманитарка» продавалась (да-да, именно продавалась!!!) голодающим по спекулятивным ценам. Жители Фессалоники отдавали за еду последнее, «/…/ несли им не только золотые украшения, которые у них были, но и свои постели и всю одежду, отдавали даже серьги, снятые с их жен.»***

Так или иначе, императорский «гумконвой» справиться с «гуманитарной катастрофой» был не в силах, слишком много голодающих, слишком малые объемы «гуманитарной помощи». Но фессалоникцы быстро сообразили как пристроить к решению проблемы сами корабли. Их решили использовать в качестве охранения для конвоя торговых судов, который снарядили для покупки продовольствия у славянского племени велегезитов. Но очередной сюжет  об особенностях «славянского братства», стоит «отдельной главой».

 

Далі буде… / Продолжение следует… / To be continued…

 

* «Охота на рыбаков» – устраивавшаяся регулярно, судя по всему– очень показательный момент, подчеркивающий насколько крепко к 670-м гг. славяне усвоили основной прием правильной осады, «войну ресурсов». Шансы свои взять хорошо укрепленный город штурмом славяне оценивали весьма здраво, т.е. как маловероятные. А вот принудить осажденных к сдаче голодом было вероятно весьма. Тем более, что осаждающие никаких неудобств со снабжением не имели, их «кормовая территория», напомним, была всего в нескольких километрах от «линии фронта». Они, осаждающие, и в основной массе и на позиции-то, надо думать, выходили как на работу (причем – в свободное от основной работы, т.е. обычных хозяйственных забот, время).

 

** Тут не лишне уточнить одно обстоятельство. Под «фессалоникцами» всю дорогу имеются ввиду не только добрые граждане Фессалоники «з діда-прадіда«, а все, кто на момент осады находился в пределах стен. На 670-е годы в городе было полно «вынужденных мигрантов», как живших там уже не в первом поколении, так и сбежавшихся под защиту мощных укреплений буквально накануне осады. Автор «Чудес» (в целом человек богобоязненный и человеколюбивый, как и положено священнослужителю) в нескольких местах довольно резко проходится по этим «понаехавшим», считая их присутствие в Фессалонике одним из основных факторов «продовольственного кризиса». И вряд ли он, автор, так уж неправ, если не по форме, то по сути.

 

*** Может сложиться ложное впечатление, что ромейские женщины были настолько суровы, что были готовы отдать «последнюю рубаху» в обмен на кусок хлеба, но за красоту в виде сережек держались до последнего. Однако речь тут несколько о другом: драгоценности (зачастую – «фамильные») были, как правило, собственностью жены, так что использование их в качестве средства платежа указывало на полную финансовую несостоятельность «кормильца», «отца семейства». Этой деталью автор «Чудес» очень образно и лаконично констатировал «пробивание дна» финансовой пропасти отдельными добрыми гражданами Фессалоники.