Культ Мокоши сохранился в виде почитания Параскевы-Пятницы?

Миф

Почитание языческой богини Мокошь воплотилось в христианском культе Параскевы-Пятницы.

Историческая реальность

Сведения об украинских верованиях и религиозных практиках, связанных с почитанием Пятницы зафиксированы в XIX в. Никакой информации о визуальном образе, функциях и локусах существования Мокоши мы не имеем. Поэтому отождествление Макоши и Пятницы является безосновательным.

Существует мнение о возможности «реконструкции» определенного языческого божества по источникам XIX – начала XX в., а то и по современным этнографическим материалам, собранным уже в XXI в. Часто такие «реконструкции» приводят к слепому, ничем не подтвержденному сравнению божества, известного, к примеру, по нескольким древнерусскими источниками XII в. с фольклорным персонажем, сведения о котором были зафиксированы собирателями фольклора в середине XIX в. Так произошло и с Мокошью из «пантеона Владимира», которая с легкой руки ученых-романтиков середины XIX в. начала отождествляться с фольклорной Параскевой-Пятницей.

Чтобы понять несостоятельность и бесполезность таких «реконструкций», следует понимать, что мифологические верования и представления, зафиксированные собирателями XIX в. в современной им сельской среде, были уже продуктом позднесредневековой (и отнюдь не языческой) культуры, которая формировалась из многих источников. Исследуя источники духовной культуры восточных славян эпохи позднего средневековья, исследователь-этнолингвист Никита Толстой считал, что этих источников было немало: догматическое христианство, язычество древних славян, народная городская культура, развивавшаяся в Византии и в Западной Европе (элементы поздней античности, восточного мистицизма, мотивы ближневосточных апокрифов, западной средневековой книжности и т. д.).

В частности, глубокое влияние на систему верований и представлений украинцев оказала апокрифическая неканоническая христианская традиция. Так, в XIX в. на территории Российской империи, в том числе и в Украине, распространенными в крестьянской среде были списки различных редакций апокрифического текста «Сказания о 12 пятницах», в котором перечислялись пятницы, которые требовали особого внимания, с указанием, от каких бед спасает почитание каждого из обозначенных дней. Не все двенадцать пятниц в различных редакциях текста совпадали, но все они выделялись в связи с отмеченным христианской Церковью днем, например, «Пятница перед Благовещением», «Пятница перед Рождеством» и т.п.

Что же нам известно о собственно образе Параскевы-Пятницы из фольклорно-этнографических источников XIX – начала XX в.? Во-первых, известно, что пятница и среда были постными днями, что само по себе вызывало разного рода запреты и табу, касающихся повседневности. Так, по этнографическим материалам В. П. Милорадовича, в пятницу было строго запрещено прясть и выполнять сопутствующие виды работ. Также нельзя было стирать, месить тесто, выпекать хлеб, чистить трубу, мазать печь. Запрет касался также поведения – женщинам нельзя было смеяться, петь, веселиться, расчесывать волосы. Верили, что, когда женщина будет рожать, она будет просить помощи у Святой Пятницы, а та ответит, что сначала все помажет, вымоет, и расчешется столько раз, сколько женщина это делала, и лишь потом придет на помощь. За соблюдением этих правил присматривала сама Пятница. Как сверхъестественное существо, она виделась худой и страшной яростной женщиной, которая ходит по селам и смотрит по домам, празднуют ли люди ее день, и наказывает за несоблюдение запретов. Она также представлялась расплетенной босой женщиной, которая носила свитку на нагом теле, поцарапанном иглами и веретенами.

Согласно материалам В. Н. Ястребова, Пятница сама объясняла непослушным женщинам, от чего имеет раны. Волдыри – от того, что женщины пекли хлеб, ее тело испачкано золой, потому, что они золили сорочки, царапины появились от того, что женщины расчесывали волосы, а уколы – от прядения. Верили, что на женщину, которая не соблюдает запретов на соответствующую работу в пятницу, ждет наказание самой Пятницы. Тексты, зафиксированные в различных регионах Украины, описывают следующие виды наказания: у женщины, которая замешивала тесто, застыли в нем руки; с другой женщины Пятница содрала кожу и повесила ее на заборе.

Мифологическими синонимами образа Пятницы считаются образы Среды и Недили (Воскресенья), которые также являются персонификациями дней недели, следящими за соблюдением табу в эти дни. В общем виде для украинской традиции универсальным был запрет прясть «под пятницу», в течение пятницы, в среду и в воскресенье. На Гуцульщине, например, женщины в среду не пряли и не ставили прялку в угол комнаты, потому что верили, что среда всю ночь будет шуметь в доме. С табу на работу в воскресенье связано верование, согласно которому Пятница наказывает в день совершения греха и после этого можно не бояться наказания, а Недиля помнит о преступлении семь лет, и ее кара не уменьшается. Верили также, что Недиля могла появиться исключительно с целью обращения к совести человека. Так, А. Онищук зафиксировал рассказ, в котором Недиля пришла к женщине, работающей в воскресенье, в образе избитой женщины в крови, и пожаловалась. В женщине проснулась совесть, она помазала маслом порезы и синяки на теле Недили. За этот поступок у женщины целый год не иссякало масло.

Считается, что представления о персонифицированных женских днях Среде, Пятнице, Недиле – это один тип мифологического женского персонажа. Некоторые исследователи относят также Долю, Смерть и Пятницу к одному ассоциативному ряду образов. Е. А. Боряк, в частности, называет вышеописанные мифологические персонажи «охранниками правил», отмечая, что главным объединяющим фактором персонифицированных дней недели был их контроль за соблюдением человеком временных регламентаций.

Впрочем, важно понимать, что вышеописанные персонажи – персонификации дней недели, и, прежде всего, Пятница не имеют ничего общего с женским божеством, которое известно под названием «Мокошь» в нескольких древнеруських источниках (в частности в Лаврентьевской летописи и ее списках, также в двух поучениях против язычества) и с другими сомнительными «древними богинями». Нам не известны ни визуальные характеристики божества, ни его функции, ничего из того, что позволяло бы нам «сравнивать» его с другим образом, хорошо известным по источникам XIX – начала XX в.

Можно было бы долго искать какие-то параллели между Пятницей и Мокошью, но этому препятствует, по сути, полное отсутствие конкретной информации о богине Мокошь.

Напрашивается вопрос: что в фольклорном образе Параскевы-Пятницы, известном нам из этнографических материалов, собранных в разных регионах Украины в XIX в., намекает на «генетическую» связь с невыразительным божеством «Мокошь», известным по нескольким летописным спискам и средневековым поучениям против язычества? Ответ может разочаровать, однако будет однозначным: ничего.